— Я не знаю, что такое “суфражистка”, но если это те, кто говорит, что женщины не хуже мужчин, то это как раз про Фиру. Ее девочкой увезли в Америку, она набралась там всяких дурацких идей и приехала будоражить бедные еврейские головы, которые и так сикось-накось...
Значит, вышла Фира - стриженая, с папиросой, в каких-то шароварах, и как закричит зычным голосом - прямо фельдфебель на плацу: “Не верьте этому шмоку, девушки! Он тут врал вам про равноправие, про новое братство. А я у вас спрошу: что за слово такое - “братство”? Если равноправие, то почему не “сестринство”? И почему главный в коммуне - мужчина? А потому, что этот краснобай хочет заманить вас в новое рабство! К нам в Америку тоже приезжали такие, как он, устраивать коммуны! Я вам расскажу, чем это закончилось! Бедные девушки работали наравне с мужчинами, но еще и обстирывали их, и кормили, и рожали детей, а потом, когда они раньше времени состарились и утратили привлекательность, вчерашние “братья” привели новых жен, молодых, которым про равноправие больше не рассказывали!”
Фира еще немного всякого такого покричала, а потом как схватит ихнюю Хартию с подписями и порвала ее на мелкие кусочки. Шум, крик. А она встала напротив Магеллана, подбоченилась. “Что, язык проглотил, эксплуататор?” Он ей в ответ, еще тише обычного: “Я за равноправие полов. Я считаю женщин такими же людьми, как мужчины. И сейчас это докажу”. Она ему: “Слова, опять слова!” Магеллан: “Нет, дела. Всякому мужчине, который посмел бы разорвать нашу святыню, я переломал бы его поганые руки. То же я сделаю и с тобой”. Никто опомниться не успел - он схватил ее за рукав, дернул с такой силой, что Фира села на пол. А милый молодой человек взял и переломил ее руку о свое колено. Потом схватил Фиру за вторую руку - и то же самое. Ну, скажу я вам, это была картина! Хруст, треск! У Фиры рот разинут, глаза на лбу, а руки от локтей висят навроде плеток, один рукав задрался, видно, как течет кровь и сквозь порванную кожу торчит кость!
— М-да, субъект, — поморщился от натурализма описания Бердичевский. — И что, его арестовали? Это ведь, по Уложению о наказаниях, “нанесение телесных повреждений средней тяжести”, тюремное заключение до пяти лет или каторжные работы до трех…
— Какой там! Фира в полицию жаловаться не стала. Назавтра приехала к этому Магеллану, обняла его загипсованными руками за шею и поцеловала — за то, что признал женщину равноправным существом…
Борис Акунин. “Пелагия и красный петух”
Комментариев нет:
Отправить комментарий